Почему город-сад не удалось бы построить ни в царской, ни в советской России
Одним из главных лейтмотивов книги иркутского исследователя архитектуры Марка Мееровича стал город-сад Эбенизера Говарда как недостижимый в России идеал градостроительства. В теории кооперативные усилия простых рабочих могли бы привести к созданию зелёных, просторных и комфортных для жизни городов с доступным жильём. Концепция Говарда оказала мощнейшее влияние на урбанистику, но так и не была широко реализована. Меерович рассказывает, что в России XX века у неё с самого начала не было ни единого шанса, а фундаментальные принципы города-сада выворачивались наизнанку как при царской власти, так и в советской России.
План «сада-города» в северной части Барнаула. Архитектурный проект 1917—1918 годов.
Свою работу Меерович начинает с ревизионистского заявления — большинство исследователей неправильно трактуют работы Говарда. Обычно они говорят об аккуратных домах с живой изгородью и подстриженными лужайками, а также разработанных Говардом планах и схемах с радиально-кольцевыми дорогами, несколькими центрами притяжения, главный из которых — обязательные парк и пруд в окружении муниципальных зданий.
Но Меерович утверждает, что Говард никогда не настаивал на застройке подобного рода. Разумеется, для него было важно разгрузить большие города и создать нечто противоположное перенаселённому и загазованному мегаполису, но главная инновационность города-сада заключалась не в радиальном планировании, доступе к воде и деревьям или идеалистическом газоне в центре города. В первую очередь Говард мечтал предоставить рабочим возможность приобретать в собственность достойное и недорогое жильё.
Он предлагал им объединиться в кооперативы, чтобы с помощью членских взносов и займов отстраивать город и развивать его инфраструктуру, установить контроль над землёй и коллегиально принимать решения о передаче её в аренду, отказаться от доходных домов и спекуляций с недвижимостью, чтобы держать уровень цен на жильё на приемлемом уровне. Настоящий «социализм без революции». Казалось бы, настолько прогрессивная идея могла оказаться в фаворе как имперских, так и советских реформаторов. Но возможность даже незначительного увеличения полномочий и самостоятельности народа вызывала неприятие у обоих режимов.
Э. Говард. Теоретическая схема расположения городов-садов-пригородов вокруг большого города
В сфере градостроительства концепция города-сада оказалась очень популярной идеей, в том числе и в России. Проблема в том, что до 1917 года возведением подобных объектов занимался в основном крупный бизнес или государство. Все социальные новшества концепции Говарда последовательно игнорировались. Жильё не предоставлялось рабочим в собственность, они лишались его одновременно с увольнением. В отдельных случаях можно было свободно пользоваться им до конца жизни, но нельзя было передать по наследству, или же передача оформлялась, только если кто-то из детей рабочего сотрудничал с тем же работодателем. Все решения по благоустройству и пользованию землёй принимались застройщиком.
Для целей быстрого заработка и привлечения инвесторов вместо рассчитанного на одну семью отдельного жилья производилось строительство многоквартирных доходных домов. Иногда архитекторы пытались линия в линию копировать зарисовки Говарда, но подобная практика выглядела скорее анекдотично: на русской почве социально-структурные новшества города-сада всё равно последовательно вымывались. Частные застройщики хотели как можно быстрее отбить вложения и начать зарабатывать, владельцы мануфактур — получить дополнительное средство контроля над рабочими, царская власть просто боялась любого усиления местных органов самоуправления, без участия и создания которых город-сад не мог полноценно существовать.
При коммунистах также осуществлялись попытки строительства города-сада или похожих проектов, особенно во времена одновременной с НЭПом новой жилищной политики. Тогда власть пыталась бороться с дефицитом жилья руками самих граждан, предоставив им больше свободы для участия в кооперативном жилищном движении. В начале казалось, что кооперативы должны соответствовать большевистской идеологии, но правительству нужен был не самостоятельный рабочий класс, готовый творчески и прагматично решать вопрос строительства собственного жилья, а скорее «послушные тела», за которыми надлежало осуществлять постоянный контроль.
Параллельно в архитектуре, искусстве, политической и повседневной жизни 20-х годов был взят курс на борьбу с независимостью и инакомыслием — началось уплотнение жилищных товариществ, принудительное вступление в жилые союзы, из комнаты словно неспешно высасывали воздух. Идея города-сада оказалась на задворках архитектурной мысли. Впрочем, у неё и так не было шансов на реализацию. Частная собственность оказалась несовместима с коммунизмом. Структурной единицей города стала коммуна, где люди должны были совместно принимать пищу, отдыхать и довольствоваться минимумом личного пространства.
В ходе своего рассказа Меерович задействует большое количество иллюстративного материала — фотографии, планы, графики. Его детализированная работа будет интересна в первую очередь профессионалам и исследователям, что не отменяет её актуальности для всех, кто интересуется историей архитектуры в России.
Среди недочётов книги можно назвать нервную интонацию, которая то и дело прорывается у автора в оценке тех или иных действий большевистского правительства — часто Мееровичу не удаётся сдержать язвительность и гневливость. Он явно испытывает эмоциональное, человеческое неприятие к политике СССР. «После того как женился и родил ребёночка, возможно (при условии активной „общественной“ деятельности), получил отдельную комнату в общаге», — пишет автор и при этом подмигивает читателю, мол, мы-то знаем, какая там была «общественная деятельность».
Также вдохновлённый Фуко тезис об «общегосударственном механизме „контроля-подчинения“ населения посредством жилища» порой звучит в его тексте излишне навязчиво, почти что в казённых формулировках демшизовой пропаганды. Но каждый раз, когда Меерович начинает рассуждать о «переработке человеческого материала в соответствии с требованиями эпохи», стоит взять паузу, выдержать определённую дистанцию и спросить себя, как всё это было на самом деле. Прав ли автор в описании барачной советской действительности 20-30-х годов?